Демократия.Ру




У животных есть та благородная особенность, что лев никогда не становится из малодушия рабом другого льва, а конь - рабом другого коня. Мишель де Монтень


СОДЕРЖАНИЕ:

» Новости
» Библиотека
» Медиа
» X-files
» Хочу все знать
Демократия
Кому нужны законы
» Проекты
» Горячая линия
» Публикации
» Ссылки
» О нас
» English

ССЫЛКИ:

Рейтинг@Mail.ru

Яндекс цитирования


29.03.2024, пятница. Московское время 02:17


«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»

Глава III. Так называемая административная опека есть институт Старого порядка

Во Франции муниципальная свобода пережила феодализм. Города сумели сохранить право самоуправления даже тогда, когда сеньоры не управляли более своими селами. Еще и в конце XVII века можно встретить города, где подобно демократическим республикам должностные лица избирались всем народом и несли перед ним ответственность; где муниципальная жизнь носила общественный и деятельный характер; где община еще очень гордилась своими правами и ревниво оберегала свою независимость.

Выборы впервые повсеместно были отменены только в 1692 г. Муниципальные обязанности были тогда обращены в должности, иными словами, в каждом городе король продавал известному числу жителей право управлять себе подобными на вечные времена. Это означало, что вместе со свободой в жертву было принесено и благополучие городов, так как если превращение общественных функций в должности и имело часто благоприятные последствия, особенно если речь шла о судах, ибо первое условие справедливого правосудия есть абсолютная независимость судьи, то во всех остальных случаях, когда дело касалось собственно управления, где особенно необходимы ответственность, повиновение и усердие, эта реформа была пагубной. Старая монархия не заблуждалась на сей счет: она заботилась о том, чтобы порядок, заведенный в городах, не имел бы распространения на правительство, поэтому должности интендантов и субделегатов продавать остерегались.

Означенный переворот не имел никаких политических мотивов, что особенно достойно презрения истории. Людовик XI ограничил муниципальные свободы из страха перед их демократическим характером [12]. Людовик XIV их уничтожил, вовсе не испытывая боязни по отношению к ним, что подтверждается фактом возвращения вольностей всем городам, которые были способны их выкупить. В действительности же он стремился не столько к уничтожению муниципальных свобод, сколько к тому, чтобы пустить их в выгодный оборот; и если он их действительно уничтожил, то сделал это как бы неосознанно, из чисто финансовой необходимости. И странное дело! - игры эти растянулись на двадцать четыре года. На протяжении всего периода городам семь раз продавалось право избирать своих правителей и, едва они успевали вкусить сладость плода свободы, право избрания у них отнималось, чтобы вновь быть проданным через какое-то время. Мотивы принимаемых мер оставались неизменными, часто открыто провозглашались. «Нужды наших финансов, - говорится в преамбуле к эдикту 1722 г., - заставляют нас искать наиболее верные средства к облегчению положения дел». Средство было надежным, но разорительным для тех, на чьи плечи ложился сей странный налог. «Я был поражен величиною средств, выплаченных во все времена для выкупа муниципальных должностей», - писал интендант генеральному контролеру в 1764 г. «Эти суммы, употребленные на благие предприятия, принесли бы городу много выгоды. Вместо того город ощутил лишь тяготы чужой власти и привилегий, связанных с муниципальными должностями».

В наши дни представляется затруднительным сказать со всей определенностью, каким образом управлялись города в XVIII веке, поскольку, как мы только что указали, источник муниципальной власти беспрерывно изменялся, и, кроме того, каждый город сохранял еще некоторые обломки своего прежнего устройства и собственные обычаи [13]. Во всей Франции не было, быть может, и двух городов, характер правления в которых бы в точности совпадал. Но такое разнообразие обманчиво - за ним скрывается сходство.

В 1764 г. правительство предприняло попытку издания общего закона об управлении городами. Оно потребовало от своих интендантов представить записки о том, как обстояли дела в каждом из поименованных городов. Мне удалось найти часть этого исследования и, читая его, я окончательно убедился, что муниципальные дела повсюду велись примерно одинаково. Различия поверхностны - суть везде одна.

Чаще всего управление городом было вверено двум ассамблеям. Это относится ко всем крупным городам и к большинству мелких.

Первая ассамблея составлялась из муниципальных должностных лиц, численность которых зависела от размеров города. Это была исполнительная власть общины - городская коллегия, как говорили в те времена. Члены городской коллегии избирались на определенный срок, если король дозволял избрание должностных лиц или город мог выкупить это право. По они исполняли спои обязанности бессрочно, должности выкупали в том случае, когда король восстанавливал оффиции или ему удавалось продать городу право их избрания, что случалось не часто. Ведь товар этот терял в цене по мере того, как муниципальная власть попадала во все большую зависимость от центральной власти. Как бы то ни было, муниципальные чины жалованья не получают, но всегда пользуются податными изъятиями и привилегиями. Среди них нет никакой иерархии, управление осуществляется коллективно. Не существовало должностного лица, особо руководившего управлением города и несшего за это ответственность. Мэр являлся только председателем городской коллегии, но не руководителем всей городской общины.

Вторая ассамблея, именуемая генеральной ассамблеей, избирала городскую коллегию в тех городах, где выборы еще имели место, но повсеместно принимала участие в решении самых важных дел.

В XV веке генеральная ассамблея часто включала в себя весь народ. Обычай этот -говорится в одной из записок правительственного расследования - находился в соответствии с демократическим духом наших предков. В те времена весь народ избирал своих муниципальных чиновников, с народом иногда советовались, перед ним держали отчет. Такой порядок встречается еще иногда и в конце XVII века.

В конце XVIII века генеральную ассамблею образует уже не народ, собранный воедино. Генеральная ассамблея почти всегда носит представительный характер. Но особо следует отметить, что нигде уже она не избирается всенародно и не несет в себе более дух народа. Повсеместно она состоит из нотаблей. Некоторые из них входят в состав генеральной ассамблеи по принадлежащему им личному праву, другие же делегируются корпорациями или компаниями, и каждый из них действует по наказу, данному этим маленьким сообществом и являющимся для нотабля обязательным.

Чем дальше от начала столетия, тем более возрастает число нотаблей, входящих в генеральную ассамблею по принадлежащему им праву. Депутаты промышленных корпораций становятся все малочисленнее и в конце концов исчезают вовсе. В составе ассамблеи встречаются только депутаты от коллегий. Иными словами, ассамблея включает в себя только буржуа и почти не имеет в своем составе ремесленников. После этого народ, которого не столь легко обмануть пустыми призраками свободы, как это иногда полагают, вовсе перестает интересоваться делами общины и живет в стенах собственного города подобно чужестранцу. Напрасно магистрат пытается время от времени разбудить в нем патриотизм горожанина, творивший чудеса в Средние века, - народ остается глух к его призывам. Важнейшие интересы города, по-видимому, не волнуют его более. В тех городах, где магистрат еще считает необходимым соблюсти пустую видимость свободных выборов, он пытается заставить народ идти голосовать, но тот упрямится и отказывается. Какое заурядное зрелище в истории! Почти все государи, разрушившие свободу, сначала пытаются кое-как сохранить хотя бы внешние ее формы: примеры тому мы встречаем от Августа и до наших дней. Правители надеялись таким образом совместить с моральной силой всенародного одобрения удобства, доставляемые одной только абсолютной властью. Почти все они провалились на этом пути, осознав вскоре невозможность долго поддерживать ложь там, где действительные отношения уже исчезли.

Таким образом, в XVIII веке муниципальное управление городами почти повсеместно выродилось в маленькую олигархию. По всей Франции городская администрация была поражена одной болезнью: все дела в городе велись несколькими семьями сообразно их частным интересам независимо от общества и не имея никакой ответственности перед ним. Сей факт отмечают все интенданты, но единственным предлагаемым ими лекарством является все большее подчинение местных властей центральному правительству.

Между тем трудно было сделать здесь что-либо лучшее, чем уже было сделано. Помимо эдиктов, постепенно изменявших администрацию всех городов, местные законы каждого из них зачастую подрываются никем не утвержденными уложениями королевского совета, составленными по предложениям интендантов, без предварительного расследования и часто без ведома самих жителей города [14].

«Эти меры, - говорили жители одного из городов, испытавшего на себе действие подобного уложения, - поразили все сословия, не ожидавшие ничего подобного».

Города не могут ни установить пошлину на ввоз съестных припасов, ни взимать налоги, ни закладывать или продавать имущество, ни вести тяжбу, ни сдавать на откуп, ни расходовать излишки от своих поступлений без постановления королевского совета по представлению интенданта. Все работы утверждались по плану и согласно смете, утвержденной постановлением того же совета. Право на исполнение работ отдавалось в присутствии интенданта или субделегатов, а проводились они обычно правительственным инженером или архитектором. Это обстоятельство сильно поразит тех, кто считает совершенно новыми все события, происходящие ныне во Франции.

Однако центральное правительство гораздо больше вмешивается в управление городами, чем это даже предписывается указом. Власть его гораздо шире его прав. В одном циркуляре середины века, адресованным генеральным контролером всем интендантам, мы читаем следующие строки: «Уделите особое внимание, всему, что происходит в муниципальных собраниях. Потребуйте, чтобы вам был предоставлен самый подробный отчет о всех принятых решениях и пришлите мне его немедленно с изложением вашей точки зрения».

И действительно, из переписки интенданта с его субделегатами мы видим, что правительство наложило руку на все городские дела - от ничтожнейших до наиважнейших. С правительством консультируются по всем вопросам, и его мнение всегда является решающим: оно управляет всем, даже праздничными ритуалами. Именно правительство предписывает в определенных случаях проявление всеобщей радости; правительство заставляет устраивать фейерверк и иллюминировать дома. Я прочел об интенданте, наложившем штраф в 20 ливров на членов городской гвардии, отлучившихся с молебна.

Муниципальные чиновники имеют и соответствующее сознание, отражающее их ничтожное положение в обществе. «Нижайше просим Вас, Монсеньор, - пишут одни из них интенданту, - даровать нам Ваше благоволение и покровительство. Мы постараемся быть достойными их, подчиняясь всем приказам Вашего Величества». «Мы никогда не перечим Вашей воле, Монсеньор», - вторят им другие, величающие себя к тому же мэрами города.

Таким образом, класс буржуазии готовится к правлению, а народ - к свободе.

И если бы столь тесная зависимость городов от центральных властей помогла хотя бы сохранить городские финансы! Но не было и этого. Существует мнение, что без централизации города тотчас же разорились бы. Этого я не знаю, но мне в точности известно лишь, что в XVIII веке централизация не мешала им разоряться. Вся административная история того времени свидетельствует о беспорядках в городских делах [15].

И если мы перейдем от городов к селам, то столкнемся с другими формами власти, но зависимость будет та же самая [16].

Я прекрасно вижу признаки, указывающие, что в Средние века жители каждого села образуют общину, независимую от сеньора. Сеньор пользовался плодами ее труда, надзирал за нею, управлял ею. Но существовало известное имущество, находившееся во владении членов общины, и право собственности на него принадлежало общине. Она избирала своих старшин и сама собою демократически управляла.

Такое устаревшее устройство прихода встречается у всех народов, прошедших через феодализм, и во всех странах, куда были занесены обломки феодального законодательства. Следы такого устройства мы повсеместно встречаем в Англии, 60 лет назад оно еще было живо и в Германии, как мы могли убедиться, читая кодекс Фридриха Великого. Даже во Франции XVIII века имеются еще некоторые его следы.

Я помню, что когда в архивах интендантства я впервые обратился к изучению прихода времен Старого порядка, то был удивлен, обнаружив в бедной порабощенной общине множество черт, которые некогда поразили меня в сельских общинах Америки и которые я в то время несправедливо считал специфической особенностью Нового мира. Ни та, ни другая община не имели постоянного представительства, муниципальной коллегии в собственном смысле; и та и другая управлялись чиновниками, действующими несогласованно, под руководством всей общины. И в той и в другой время от времени собирают общий сход, на котором все жители, составляющие единое целое, избирают магистрат и решают важнейшие дела. Одним словом, обе общины схожи между собой настолько, насколько живой человек может походить на мертвеца.

Оба эти создания, столь различные по судьбам, имели в действительности одинаковое происхождение.

Средневековый сельский приход, мгновенно перенесенный из феодализма и ставший полным хозяином своей судьбы, превратился в township Новой Англии. В то же время, будучи оторванным от сеньора, но задавленный мощной рукой государства, во Франции сельский приход превратился в особое явление, о котором сейчас и пойдет речь.

Число и название должностей чиновников прихода в XVIII веке изменяются в зависимости от провинций. Из старинных документов мы узнаем, что чиновники были более могущественны там, где местная общественная жизнь была более активной, и их численность уменьшается по мере затухания общественной активности. В большинстве приходов XVIII века чиновников было двое: один из них назывался сборщиком, другой чаще всего синдиком (syndic). Обычно должностные лица являются выборными или почитаются таковыми. Однако повсюду они превратились уже скорее в орудие государства, чем в представителей общины. Сборщик собирает талью по прямому указанию интенданта. Синдик, находящийся в постоянном распоряжении субделегата, представляет его во всех делах, касающихся общественного порядка и управления. Он выступает в качестве его полномочного представителя и когда речь идет об ополчении, о государственных работах, об исполнении всех общих законов.

Как мы уже могли убедиться, сеньор не входит во все детали управления. Он даже не надзирает за осуществлением управления и не способствует ему. Более того, по мере разрушения могущества сеньора прежние заботы, некогда поддерживавшие его авторитет и власть, кажутся ему уже недостойными, а предложение принять в них участие воспринимается им как оскорбляющее его гордость. Сеньор не участвует более в управлении, но его привилегии и самое его присутствие в приходе препятствуют установлению нормального нового приходского управления на месте прежнего. Будучи частным лицом, столь отличным от всех прочих, столь независимым и пользующимся сильным покровительством, сеньор разрушает или ослабляет в приходе власть всех действующих установлений.

Поскольку, как я покажу в дальнейшем, столкновения с сеньором заставляли бежать в город одного за другим почти всех жителей, хоть сколько-либо зажиточных или просвещенных, в его окружении в конце концов остается лишь толпа невежественных и грубых крестьян, не способных управлять общими делами. «Приход представляет собой скопление хижин и не более деятельных, чем эти хижины, жителей», - резонно замечал Тюрго.

Административные документы XVIII века исполнены жалоб, вызванных к жизни неопытностью, невежественностью и инерцией сборщиков и синдиков. На них беспрестанно жалуются - министры, интенданты, субделегаты, но никто не пытается отыскать причины такого положения дел.

Вплоть до самой Революции сельский приход Франции сохраняет еще в управлении некоторые демократические черты, которые мы отмечали еще в Средние века. Идет ли речь об избрании должностных лиц или об обсуждении общих дел - деревенский колокол созывает крестьян на церковную паперть, где богач и бедняк имеют равное право представительства. Правда, когда сход наконец собирался, не было ни настоящего обсуждения вопроса, ни голосования, но каждый мог высказать свое мнение, и специально приглашенный нотариус, ведущий свои записи под открытым небом, выслушивал все высказывания и заносил их в протокол.

Сопоставляя жалкую видимость свободы со связанным с ней действительным бессилием, мы постепенно начинаем понимать, каким образом жесткое абсолютное правление может сочетаться с самыми крайними демократическими формами, причем угнетаемые в данном случае выглядят еще и смешными, потому что как бы не замечают своего положения. Демократический приходской сход мог высказывать свои пожелания, однако прав осуществить свою волю у него было не больше, чем у городского муниципального совета. Да и высказывать свое мнение он мог лишь тогда, когда дозволялось открыть рот, потому что собраться он мог только после положительного решения интенданта и с его соизволения, как говорили в те времена, называя вещи своими именами. Даже будучи единодушным в своем решении, приходской сход не мог ни облагать податью, ни продавать, ни заключать договор о найме, ни обратиться в суд без позволения королевского совета. Получить повеление совета нужно было и для того, чтобы починить разрушенную ветром церковную крышу или разваливающуюся стену в доме священника. Этому правилу подчинялись все сельские приходы как наиболее удаленные от Парижа, так и близлежащие. Я встречал приходы, спрашивавшие у совета право израсходовать 25 ливров.

Правда, по обыкновению жители сохранили за собой право всем приходом избирать своих должностных лиц. Но часто случалось так, что интендант указывал этой маленькой коллегии избирателей кандидата, который неизбежно оказывался единодушно избранным. В иных случаях интендант отменял самовольно проведенные выборы, сам назначал сборщика и синдика и впредь приостанавливал навсегда всякие новые выборы. Я видел сотни подобных примеров.

Вы не можете вообразить, сколь жестокой была судьба общинных чиновников. Последний агент центральной власти - субделегат - заставлял их подчиняться малейшим своим капризам. Часто он принуждал их выплачивать штраф, иногда сажал под стражу, поскольку гарантий, еще защищавших прочих граждан от произвола, здесь не существовало. «Я посадил в тюрьму несколько роптавших синдиков в общинах, - говорил один из интендантов в 1750 г., - и я заставил эти общины оплатить расходы на проезд дозорной команды. Этими мерами я их легко обуздал». Вот почему занятие приходских должностей рассматривалось не столько как почесть, сколько как тяжкое бремя, от которого путем всяческих уловок пытались избавиться.

И тем не менее последние обломки старого управления приходом еще дороги крестьянам, и даже в наши дни из всех общественных свобод единственной ими хорошо понимаемой остается независимость приходов. И это - единственное общественное по своей природе дело, которое их действительно интересует. Человек, вверяющий управление всей нацией одному властителю, противиться идее не иметь голоса в управлении собственной деревней - сколь сильны еще самые пустые формы!

Все сказанное мною о городах и сельских приходах можно распространить и почти на все корпорации, обладающие независимым существованием и коллективной собственностью.

При Старом порядке, как и в наши дни, во Франции не было города, местечка, села, самой маленькой деревушки, больницы, фабрики, монастыря или школы, которые смели бы иметь независимую волю в своих частных делах или располагать имуществом по своему усмотрению [17]. Таким образом, тогда, как и сегодня, администрация держала всех французов под своею опекою; и если дерзкое слово еще не было произнесено, то соответствующий факт уже имел место.


Примечания автора

12. Дух правления Людовика XI.

Лучшим документом, позволяющим наиболее правильно оценить подлинный дух правления Людовика XI, являются многочисленные грамоты, дарованные им различным городам. Я имел случай особо тщательно изучить те из них, которыми Людовику обязаны города Анжу, Мен, Турен.

Все грамоты составлены примерно по одному образцу, и в них со всей очевидностью открывается один замысел. Фигура Людовика XI предстает здесь несколько отличной от той, что нам хорошо известна. Обычно в этом государе видят врага дворянства и в то же время сердечного, хотя и несколько грубоватого друга народа. Здесь же он проявляет ненависть к политическим правам как народа, так и дворянства. Он использует буржуазию как для того, чтобы оказать давление на высшие по отношению к ней слои, так и для того, чтобы обуздать низшие. Людовик XI одинаково антиаристократичен и антидемократичен: это преимущественно буржуазный король. Он осыпает городскую власть привилегиями, желая тем самым поднять ее значение, и в то же время полностью разрушает народный и демократический характер городской администрации, сосредотачивая правление в руках небольшого числа фамилий, приверженных его реформам и связанных с его властью оказываемыми им значительными привилегиями.

13. Городская администрация в XVIII веке.

Из расследования, проведенного в 1764 г. относительно городского управления, я выбираю дело, касающееся Анжера. В этом .деле мы находим конституцию этого города, которую анализировали, подвергали нападкам или защищали поочередно президиальный суд, городская коллегия, субделегат и интендант. Поскольку подобные факты многократно воспроизводятся и в иных городах, в представленной вам картине нужно видеть нечто большее, чем единичный случай.

Записка президиального суда о настоящем состоянии муниципального устройства Анжера и о реформах, которые надлежит в нем провести.

«Поскольку городская коллегия Анжера, - говорит президиальный суд, - почти никогда не советуется со всеми жителями даже относительно важнейших дел за исключением случаев, когда оно принуждается к тому особым приказом, характер управления городом неизвестен никому, кроме членов городской коллегии, и даже городские заседатели (эшевены) имеют о нем лишь поверхностное представление».

(И действительно, мелкие городские олигархии стремились как можно меньше консультироваться с тем, кто здесь зовется всеми жителями) .

«По распоряжению от 29 марта 1681 г. городская коллегия состоит из 21 чиновника:
Одного мэра, получающего дворянское достоинство; его обязанности длятся 4 года;
Четырех заседателей (эшевенов), остающихся в должности 2 года;
Двенадцати советников, избирающихся раз и навсегда;
Двух городских прокуроров;
Одного прокурора, имеющего права на занятие должности в случае открытия вакансии;
Одного регистратора.

Все эти лица пользуются различными привилегиями, в частности: уплата подушной подати (капитация) в строго установленном и умеренном размере; освобождение от воинского постоя, поставки военной утвари, припасов и контрибуций; льготы в уплате налогов, старого и нового акциза, добавочного налога на предметы потребления, а также добровольного дара, от которого, по словам президиального суда, чиновники сочли возможным освободиться собственной властью. Кроме того, они получают вознаграждение свечами, а некоторые также денежное жалованье и бесплатные квартиры».

Из этого подробного изложения явствует, насколько хорошо жилось в то время в Анжере заседателям. Отметим, что система, освобождающая от налогов наиболее зажиточных граждан, существовала всегда и везде. Мы находим ее, например, и в записке, относящейся к более позднему периоду: «Этих должностей в особенности домогаются богатые жители, поскольку занятие должности дает значительное сокращение подушной подати, тяжесть которой падает на других. В настоящее время установленная подушная подать многих муниципальных чинов достигает 30 ливров вместо положенных 250-300 ливров; есть меж ними и такой, который по своему состоянию должен был бы платить по меньшей мере 1000 ливров подушной подати». В другом месте той же записки мы читаем, что «в числе наиболее богатых жителей города находятся 40 чиновников или вдов чиновников, чьи должности дают им привилегии не платить значительный налог, коим обложен город и вся тяжесть коего ложится на плечи бесчисленного множества бедных ремесленников. Эти последние, считая свое бремя излишне тяжелым, постоянно возмущаются против чрезмерности налогов, но почти никогда не имеют для этого основания, ибо распределение остающейся суммы налога между жителями города нельзя назвать неравноправным».

Общее собрание города состоит из 76 человек:

Мэр
Два депутата от капитула
Старшина (синдик) приходского духовенства
Два депутата от президиального суда
Один депутат от университета
Главный начальник полиции
Четыре заседателя
Двенадцать советников
Королевский прокурор президиального суда
Городской прокурор
Два депутата от ведомства вод и лесов
Два депутата от податного округа
Два представителя от соляного амбара
Два представителя от торгов
Два от монетного двора
Два от коллегии адвокатов и прокуроров
Два представителя торгового суда
Два представителя нотариусов
Два от коллегии торговцев
Наконец, по два депутата от каждого из 16 приходов.

Именно последние призваны представлять собственно народ и, в частности, промышленные корпорации; мы видим, что все устроено таким образом, чтобы постоянно держать их в меньшинстве.

Когда в городской коллегии появляются вакантные места, именно общее собрание делает свой выбор из трех претендентов, представленных на каждую вакансию.

Большинство мест в городском совете не закреплено за сословиями, как я видел это во многих других муниципальных конституциях, то есть избиратели не обязаны выбирать либо судью, либо адвоката и т.и., поскольку члены президнального суда находят такой порядок весьма дурным.

Президиальный суд терзается самой жестокой ревностью по отношению к городской коллегии и, как я подозреваю, возмущается таким недостатком муниципальной конституции, как содержащееся в ней малое количество привилегий. По его мнению. «испрашивать совета у общего собрания, слишком многочисленного и состоящего частично из мало образованных людей, следовало лишь в случае отчуждения общинных владений, займа, учреждения акциза и выборов городских должностных лиц. Все прочие дела возможно подвергать обсуждению в более узком собрании, состоящем только из высших чинов. Членами такого собрания могли бы быть только главный наместник сенешальства, королевский прокурор и двенадцать других нотаблей, взятых от шести корпусов - духовенства, магистратуры, дворянства, университета, коммерсантов, буржуа и других неназванных здесь сословий. Выбор высших должностных лиц в первый раз будет доверен общему собранию, а впоследствии - собранию нотаблей или тому сословию, от которого должно быть избрано каждое данное должностное лицо».

Все государственные чиновники, входившие в состав муниципальных коллегий при Старом порядке, либо купив должность, либо получив ее по праву принадлежности к знати, часто походят на нынешних чиновников названием исполняемых ими обязанностей, а иногда даже и природой самих этих обязанностей. Но они глубоко разнятся своим положением, и на это нужно обратить особое внимание, если мы не хотим прийти к ошибочным выводам. Почти все чиновники при Старом порядке в действительности принадлежали городской знати еще до того, как были облачены общественными функциями или добивались должности для поучения дворянского достоинства. У них не было и мысли покинуть свой пост, равно как не было надежды подняться выше: и этого обстоятельства было достаточно, чтобы видеть в тогдашнем чиновничестве нечто совсем иное, чем то, что мы знаем под этим именем в наши дни.

Записки муниципальных чиновников.

Из них явствует, что городское управление создавалось Людовиком XI на обломках прежнего городского демократического устройства, причем преобразователь следовал вышеозначенной системе сосредоточения большинства политических прав в руках одного только среднего сословия и ослабления народной власти, а также создания значительного числа муниципальных должностей с целью заинтересовать в своих преобразованиях как можно большее число лиц, щедрой раздачи дворянского достоинства и пожалования всякого рода привилегий тем лицам, в руках которых находилось управление.

В той же самой записке мы находим и жалованные грамоты преемников Людовика XI, которые признают новое городское устройство, одновременно еще более ограничивая власть народа. Мы узнаем, что в 1485 г. грамоты, дарованные на сей случай Карлом VIII, были оспорены жителями Анжера перед парламентом, точно так же, как в Англии прошли судебные процессы, возбужденные против городских хартий. В 1601 г. появляется еще одно уложение парламента, определяющее политические права, вытекающие из королевской хартии. Но в последствие подобными делами ведает один лишь королевский совет.

Из той же записки следует, что по постановлению королевского совета от 22 июня 1708 г. не только на пост мэра, но и на все прочие должности в городской коллегии общее собрание представляет трех кандидатов, из которых король выбирает достойного. Из постановления вытекает также и то, что по постановлению совета от 1733 и 1741 г. торговцы могли испрашивать для себя места заседателя или советника (речь идет о постоянных советниках). Наконец, мы обнаруживаем здесь, что в ту эпоху городская коллегия была уполномочена распределять полученные от налогов суммы на приобретение инструментария, размещение войск, содержание военнослужащих, неимущих, береговую стражу и найденных детей.

Далее следует очень длинный перечень трудов, коими занимаются городские чиновники и кои с лихвой оправдывают, по их мнению, привилегии и пожизненный характер должностей, которые они так боятся утратить. Весьма любопытны многие из причин, которыми они объясняют трудность выполняемых ими работ. Вот пример тому: «Основное их занятие, - говорится в записке, состоит в рассмотрении финансовых вопросов, постоянно возникающих из-за беспрестанного увеличения налогов, соляной пошлины, права на пробу драгоценных металлов, записи актов, недозволенного взимания налогов за право регистрации с дворянских имений, находящихся во владении буржуа. Иски по поводу этих обложений принуждают членов городской администрации от имени города вести процессы в различных судебных инстанциях, в парламенте или королевском совете, дабы противостоять притеснениям, заставляющим всех стенать. Тридцатилетний опыт отправления своих обязанностей научает их, что жизни едва хватает, чтобы остеречься козней и капканов, которые беспрестанно расставляют горожанину уполномоченные всевозможных откупов с целью сохранения своих должностей».

И самое любопытное, что все это пишется самому генеральному контролеру, чтобы склонить его к поддержке обращающихся к нему - настолько сильна была привычка смотреть на компании по сбору налогов как на врага, на которого можно нападать со всех сторон, не опасаясь чьего-либо неодобрения. Привычка эта, все более укоренявшаяся и распространявшаяся, привела к тому, что в государственной казне видели ненавистного и злобного тирана, не радетеля за общее благо, но общего врага.

«Впервые собрание всех должностных лиц, - добавляет та же записка, -было созвано в городской постановлением королевского совета от 4 сентября 1694 г. за сумму 22.000 ливров, то есть в том году должности были выкуплены за эту сумму. Постановлением от 26 апреля 1723 г. к городскому чиновничеству были присоединены еще должности, созданные эдиктом от 24 мая 1722 г., иными словами, городу позволили их выкупить.

Другим постановлением от 24 мая 1723 г. городу позволено было сделать заем в 120.000 ливров для приобретения названных должностей. Еще одно постановление от 26 июля 1728 г. разрешало заем в 50.000 ливров для выкупа должности секретаря регистратора городского совета. «Город, говорится в записке, -выплатил эти деньги, чтобы сохранить свободу выбора и позволить должностным лицам, избранным кто на два года, а кто и пожизненно, пользоваться различными правами и льготами, связанными с их полномочиями».

Поскольку часть муниципальных должностей была восстановлена ноябрьским эдиктом 1733 г., 11 января 1751 г. было издано постановление королевского совета по прошению мэров и старшин, по которому цена выкупа была определена в сумме 170.000 ливров, для ее уплаты было разрешено отсрочить выплату городских акцизов на 15 лет.

Этот пример являет собой прекрасный образчик городского управления при Старом порядке. Город принуждают погрязнуть в долгах, а затем ему позволяют устанавливать чрезвычайные налоги для избавления от долгов. К этому следует лишь добавить, что позднее временные налоги превращаются в постоянные и, как я часто подмечал, из них уже государство берет свою долю.

Записка продолжает: «Лишь после основания королевского судебного ведомства муниципальные чиновники были лишены своих весьма обширных судебных полномочий, дарованных им Людовиком XI. До 1669 г. они сами ведали всеми спорами между хозяевами и их работниками. Отчет о выплате пошлины отдавался интенданту в силу всех постановлении о создании или отсрочке названных пошлин».

Из записки мы узнаем также, что заседающие в общем собрании депутаты от 16 приходов, речь о которых шла выше, избираются различными компаниями, коллегиями или общинами и являются в строгом смысле слова уполномоченными делегирующего их небольшого коллектива. По каждому делу они связаны данными им инструкциями.

Наконец, записка демонстрирует, что в Анжере, как, впрочем, и повсюду, расходы независимо от их характера должны утверждаться интендантом или королевским советом. Нужно признать также, что в том случае, когда городское управление отдается в полную собственность определенным людям, пользующимся вместо фиксированного жалованья известными привилегиями, избавляющими их лично от последствий их собственного правления для остальных сограждан, - в этом случае административная опека может оказаться необходимой.

Вся эта записка, в остальном довольно неумело составленная, обнаруживает необычайный страх части должностных лиц перед изменением существующего порядка вещей. Все виды оправданий, добрых и дурных, собраны ими в интересах поддержания status quo.

Записка субделегата.

Интендант, получив две эти противоположные по смыслу записки, желает узнать мнение своего субделегата. И субделегат, в свою очередь, излагает свое мнение.

«Записка муниципальных советников, - говорит он, -не заслуживает того, чтобы на ней останавливаться; она имеет только одну цель - заставить уважать привилегии этих чиновников. Записку же президиального суда можно с пользою принять к сведению, но нет смысла предоставлять все привилегии, требуемые высшими чинами».

По мнению субделегата, устройство городского совета давно уже следовало бы улучшить. Он сообщает нам, что мэр на протяжении всего срока исполнения им своих обязанностей помимо уже известных нам льгот, коими обладали муниципальные чины Анжера, имел жилище, обходившееся по меньшей мере в 600 франков, получал 50 франков жалованья и сверх того еще 100 франков на почтовые расходы и жетоны. Прокурор-синдик и регистратор также имели жилище. Дабы освободиться от уплаты пошлин и акцизов, муниципальные чиновники устанавливали для каждого из своего круга специально предусмотренный размер потребления: каждый из них мог беспошлинно ввозить в город известное количество бочек вина в год и т.д. по всем товарам.

Субделегат не предлагает предоставлять лишь муниципальным чиновникам налоговых льгот, но он желал бы, чтобы их подушное положение, являющееся строго регламентированным и явно недостаточным, ежегодно устанавливалось бы интендантом. Он хочет также, чтобы эти чиновники подобно всем прочим делали бы добровольный взнос, от которого они были освобождены неизвестно в силу каких обстоятельств.

Муниципальные чиновники, говорится кроме того в записке, занимаются составлением списков горожан по уплате подушной подати, но они относятся к этому поручению без должного внимания и произвольно. А интендант ежегодно получает множество нареканий и прошений. Было бы предпочтительнее, чтобы отныне это распределение производилось в интересах каждой компании или общины ее членами в общем установленном порядке. На долю муниципальных чиновников выпадало бы тогда лишь распределение подати среди буржуа и прочих лиц, не принадлежащих никакой корпорации, например, среди ремесленников и домашних слуг.

Записка субделегата подтверждает сказанное муниципальными чиновниками: в 1735 г. муниципальные должности были выкуплены городом за 170.000 ливров.

Письмо интенданта генеральному контролеру.

Собрав все эти документы, интендант обращается к министру. «В интересах жителей и общего блага, -говорит он, -было бы полезно сократить городскую коллегию, слишком большое число членов которой постоянно находятся на общественном попечении по причине используемых ими льгот».

«Я был поражен, -добавляет интендант, - величиной суммы, выплаченной в Анжере за все время для выкупа муниципальных должностей. Эти выплаты, употребленные на полезные предприятия, обернулись бы большой пользой для города, который напротив, ощущает одну лишь тяжесть власти и привилегий этих чиновников». «Внутренние злоупотребления этой администрации заслуживают всяческого внимания со стороны королевского совета, -добавляет интендант. - Помимо расходов на жетоны и свечи, потребляющие годовой фонд 2.127 ливров (это была сумма, предусмотренная для подобных расходов нормальным бюджетом, время от времени предписываемым городам королем) , общественные суммы употребляются и расходуются по усмотрению чиновников на секретные нужды; и королевский прокурор, владеющий своей должностью на протяжении 30 или 40 лет, до такой степени держал в руках всю администрацию, скрытые пружины которой были известны лишь ему, что жители ни разу не имели возможности получить хоть малейшие сведения об использовании общественных фондов». И как следствие, интендант спрашивает позволения министра сократить городскую коллегию до одного мэра, назначаемого на 4 года, шести заседателей, назначаемых на шесть лет, одного прокурора, назначаемого на 4 года, шести заседателей, назначаемых на шесть лет, одного прокурора, назначаемого на восемь лет, и пожизненно назначаемых регистратора и сборщика.

В остальном же предлагаемый интендантом состав городской коллегии такой же, как и предлагаемый им состав коллегии города Тур. По его мнению, следует:

1. Сохранить общее собрание, но только как коллегию выборщиков, предназначенную для избрания муниципальных городских лиц.

2. Создать чрезвычайный совет нотаблей, предназначенный для выполнения обязанностей, предписываемых общему собранию эдиктом 1764 г. Совет состоит из 12 членов, имеющих полномочия «а 6 лет и избираемых не общим собранием, но двенадцатью коллегиями, которые почитаются именитыми, причем каждая коллегия избирает своего представителя. В качестве таких коллегий нотаблей он называет следующие:

Президиальный суд
Университет
Податной округ
Управление водами и лесами
Ведомство соляного амбара
Откупное ведомство
Управление монетным двором
Адвокаты и прокуроры
Торговые судьи
Нотариусы
Торговцы
Буржуа

Следует заметить, что почти вся знать имела должности, а все .должностные лица были знатью. Из этого, как и из множества подобных примеров в подобных документах, следует, что средние слои были жадны до должностей и, как и в наши дни, не видел иной сферы приложения своих сил, кроме общественной деятельности. Как я указывал в тексте книги, единственной разницей было то обстоятельство, что в прежние времена люди покупали те пустяки, что дают служебные места, а ныне просители должности требуют, чтобы им оказали благодеяние, отдавая ее задаром.

Из приведенного проекта интенданта явствует, что реальная власть в городе была сосредоточена в чрезвычайном совете. Данное обстоятельство окончательно ограничивало доступ к административной деятельности очень узким кругом буржуазии, так, единственное собрание, в котором народ еще изредка появляется, сохраняет за собой лишь право избрания муниципальных чиновников и не имеет возможности высказать свою точку зрения. Следует заметить также, что интендант обнаруживает больше ограничительных и антинародных тенденций, чем. король, передавший своим эдиктом, по-видимому, основные функции городского управления общему собранию.

Но, в свою очередь, интендант более либерален и демократичен, чем буржуа, по крайней мере если судить по цитируемой мною» записке, в которой знать другого города высказывает намерение отрешить народ даже от права выборов городских чиновников, оставляемого за народом королем и интендантом.

Как мы могли заметить, интендант пользуется двумя понятиями-буржуа и торговцы - для обозначения двух различных категорий нотаблей. Представляется небесполезным дать точное определение указанным словам, чтобы продемонстрировать, на сколько мелких частей была раздроблена буржуазия и сколько видов мелкого тщеславия ее снедало.

Слово буржуа имело как широкий, так и узкий смысл: оно обозначало людей, принадлежащих к среднему классу, и кроме того, известное число людей в рамках этого класса. «Буржуа являются все те, кому их происхождение и состояние позволяло' жить благопристойно, не предаваясь никакому труду, приносящему доход», -говорится в одной из записок, созданной по результатам проверок в 1764 г.

Из продолжения записки мы видим, что слово буржуа не применяется к тем, кто входит либо в компании, либо в промышленные корпорации; но точно определить, к кому оно должно быть применено, кажется довольно затруднительным. «Ведь среди приписывающих себе название буржуа можно часто встретить лиц, коим оно не подходит, хотя они и предаются праздности; в остальном же они лишены состояния и ведут жизнь безвестную и темную. Буржуа же, напротив, всегда должны отличаться своим состоянием, происхождением, талантами, нравами и образом жизни. Входящие в цехи ремесленники никогда не могут быть возведены в ранг нотаблей».

Торговцы наряду с буржуа составляли второй тип людей, не принадлежавших ни компании, ни корпорации. Но где границы этого небольшого класса? «Следует ли смешивать торговцев низкого происхождения и ведущих мелкую торговлю с крупными торговцами?», -говорится в записке. Для разрешения возникших затруднений записка предлагает возложить на старшин ежегодное составление списка именитых торговцев с предоставлением данного списка старшине торговцев, чтобы тот приглашал для обсуждения дел в городском совете лишь тех, кто занесен в списки, Предписано было составлять списки тщательно, дабы в них не попали слуги, разносчики, возчики и люди прочих низменных занятий.

14. Одной из самых выдающихся черт городской администрации XVIII века было не столько уничтожение всякого народного представительства и вмешательства в общественные дела города, сколько исключительная изменчивость правил, которым подчинялась городская администрация, и такое положение, при котором права то раздавались, то отбирались, то возвращались, то расширялись, то урезались, менялись на тысячу ладов и беспрестанно. Никто не обратил еще должного внимания на беспрестанное изменение регулирующих городскую жизнь законов, а между тем данное обстоятельство лучше других показывает, какому унижению подвергались местные вольности. Одной этой изменчивости законов было достаточно, чтобы с самого начала разрушить любую идею, всякий вкус к воспоминаниям, всякий местный патриотизм в действии институтов, которые более всего к нему располагали. Таким образом подготавливалось великое разрушение прошлого, осуществленное Революцией.

15. Сельская администрация в XVIII веке (по материалам интендантства Иль-де-Франс).

Документы, о которых пойдет речь, взяты мною из многих подобных, чтобы показать некоторые формы приходской администрации, часто присущую ей медлительность и, наконец, показать, что представляло собою общее собрание прихода.

Например, речь идет о починке дома священника и колокольни в сельском приходе Иври провинции Иль-де-Франс. К кому следует обратиться, чтобы произвести ремонт? Как определить, на кого должно лечь основное бремя расходов? Как выручить необходимую сумму?

    1. Письменное прощение священника, адресованное интенданту, сообщает, что колокольня н дом нуждаются в срочной починке; что предшественник просителя пристроил к упомянутому дому ненужные строения и полностью исказил характер всей постройки; что, поскольку жители это допустили, то им и следует нести бремя предстоящих расходов на восстановление жилища в прежнем виде с правом последующего взыскания суммы с наследников бывшего священника.

    2. Ордонанс интенданта (от 29 августа 1747 г.) , приказывающий по просьбе интенданта созвать приходское собрание для обсуждения вопроса о необходимости требуемых священником работ.

    3. Постановление прихожан, в котором они объявляют о своем решении не противиться починке дома священника, но не согласны с проведением ремонта колокольни в виду того, что колокольня выстроена над хорами, а хоры обязан ремонтировать священник, получающий крупные суммы в виде десятины. (Действительно, постановление королевского совета, датированное концом прошлого столетия (1695 г.), починку хоров вменяло в обязанность тех, кто владел правом сбора десятины в приходе, тогда как прихожане должны были поддерживать в порядке один только неф).

    4. Новое распоряжение интенданта, который в виду открывшегося противоречия в фактах посылает архитектора, г-на Кордье, чтобы произвести посещение и описание дома священника и колокольни, составить смету работ и провести расследование на месте.

    5. Протокол всех означенных выше действий, констатирующий, в частности, что во время расследования посланнику явилось известное число жителей Иври; они потребовали внести в протокол их мнение за или против притязаний священника. По-видимому, эти люди - местные дворяне, буржуа, крестьяне.

    6. Новый ордонанс интенданта, сообщающий, что вниманию жителей и собственников Иври на новом общем собрании, созванном по просьбе синдика, будут представлены сметы, составленные .архитектором по указанию интенданта.

    7. В соответствии с этим ордонансом созывается новое собрание прихода, на котором прихожане настаивают на своем предшествующем решении. 8. Ордонанс интенданта предписывающий:

      1) в присутствии субделегата и в его резиденции в Корбейле приступить к отдаче с торгов работ, занесенных в смету; отдача с торгов должна происходить в присутствии священника, синдика и других наиболее знатных жителей прихода.

      2) в виду опасности промедления возложить всю сумму расходов на прихожан с предоставлением права вести дело обычным судебным порядком тем из них, кто упорствует в своем мнении, что колокольня составляет часть хор и должна быть отремонтирована за счет получателя десятины.

    9. Уведомление всем сторонам о явке в Корбейль, где будет иметь место аукцион и отдача с торгов.

    10. Прошение священника и некоторых прихожан не возлагать административные издержки, как обычно, на берущего подряд с торгов, ибо издержки эти очень значительны и могут помешать найти подходящего полрядчика.

    11. Указ интенданта, провозглашающий, что расходы по организации торгов будут утверждены субделегатом и что сумма оных должна составить часть общих расходов на торги и налогообложение жителей.

    12. Полномочия, переданные некоторыми знатными прихожанами некоему г-ну Х для присутствия на торгах и изъявления согласия на подряд по заранее составленной архитектором смете.

    13. Удостоверение синдика в том, что обычная в таких случаях процедура объявления и извещения имела место.

    14. Протокол торгов.

Сумма необходимых ремонтных работ . . . 487 ливров
Издержки на производство торгов . . 237 лив. 18 су 6 денье
______________________________
724 лив. 18 су 6 денье

    15. Наконец, постановление совета (от 23 июня 1748 г.) об утверждении суммы обложения прихожан, необходимой для покрытия вышеозначенных расходов.

Как вы можете заметить, во всей этой процедуре неоднократно поднимался вопрос о созыве приходского собрания. Перед вами - протокол одного из таких собраний. Он продемонстрирует читателю, каким образом вообще велись дела в подобных случаях.

Вот документ, заверенный нотариусом: «Сегодня по окончании обедни на обычном и привычном месте по звону колокола для участия в собрании жителей означенного прихода в присутствии X, нотариуса Корбейля, нижеподписавшегося, и нижепоименованных свидетелей явились: г-н Мишо, виноградарь, синдик означенного прихода, представивший указ интенданта, дозволяющий созыв собрания; он дал зачесть указ и потребовал удостоверения в исполнении своих обязанностей.

Вслед за ним выступил житель означенного прихода, заявивший, что колокольня выстроена над хорами и, следовательно, находится на попечении священника. Затем выступили также (следует перечень лиц, которые, напротив, поддержали прошение священника) ... Потом собранию представились 15 крестьян, работников, каменщиков, виноградарей, присоединившихся к тому, что говорили выступавшие прежде. Также явился и г-н Рембо, виноградарь, сказавший, что в этом деле он вполне полагается на решение г-на интенданта. Также выступил г-н X, доктор Сорбонны, священник, настаивавший на показаниях и намерениях, изложенных в его прошении. По поводу всего вышесказанного присутствующие на собрании потребовали составления документа. Совершено в указанном месте Иври, напротив кладбища означенного прихода в присутствии нижеподписавшихся; составлялся настоящий акт от 11 часов утра до 2 часов пополудни».

Как видим, данное приходское собрание было ни чем иным, как административным расследованием, имеющим соответствующую форму и утвердившем расходы, соответствующие судебному следствию. Мы видим, что собрание не завершается голосованием, то есть выражением воли прихожан, но служит лишь выражением мнения отдельных лиц и никоим образом не связывает воли правительства. И действительно, многие документы говорят нам о том, что приходские собрания существовали лишь для того, чтобы разъяснять решения интенданта, но никак не для того, чтобы препятствовать его намерениям даже в тех случаях, когда дело» касалось исключительно интересов прихода.

Из тех же документов мы узнаем, что дело, о котором шла речь, дало повод для трех расследований: одно из них проводилось нотариусом, другое - архитектором, и, наконец, третье - двумя нотариусами с целью выяснения, настаивают ли прихожане на своих прежних показаниях.

Как это случалось со всеми расходами подобного рода, установленный указом от 23 июня 17-18 г. налог в 524 ливра 10 су должны были выплачивать все собственники, как обладающие привилегиями, так и не имеющие оных. Но основание для определения выплат одних и других было различно. Собственники, выплачивающие талью, облагаются налогом пропорционально их талье; привилегированные же платят в соответствии с предполагаемым размером их состояния, что дает им значительные преимущества перед первыми.

Наконец, из того же дела явствует, что распределение общей суммы налога в 524 ливра 10 су осуществляется двумя сборщиками из жителей деревни, но не выборными или отрабатывающими свои обязанности в порядке очередности, как это бывало чаще всего, а официально назначенными субделегатом и интендантом.

16. Для разрушения муниципальных вольностей городов Людовик XIV воспользовался предлогом дурного управления городскими финансами. Между тем, как не без основания замечает Тюрго, и после преобразований, проведенных этим государем, тяжелое положение в финансах сохранялось или даже продолжало усугубляться. Большинство городов сегодня обременено долгами, продолжает Тюрго, обязанными своим происхождением отчасти фондам, заимствованным у правительства, отчасти из-за расходов на работы по украшению городов, проводимые с целью отличиться, а иногда и обогатиться городским чиновникам, располагающими чужими деньгами и не дающими отчета жителям об их трате и не получающим никаких наставлений на сей счет.

17. Пример опеки, которую государство брало над монастырями и над общинами.

Генеральный контролер дает полномочия интенданту выделить 15 тыс. ливров монастырю Кармелитов, которому следовало получить вознаграждение за понесенные убытки. Он рекомендует интенданту убедиться в том, что эта сумма, составляющая целый капитал, будет использоваться по назначению. Подобные факты встречаются на каждом шагу.

«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»




ПУБЛИКАЦИИ ИРИС



© Copyright ИРИС, 1999-2024  Карта сайта