Демократия.Ру




В авторитарной этике авторитет определяет, в чем благо человека... в гуманистической этике человек сам и творец норм, и их исполнитель, он их создает, он их регулирует и он их соблюдает. Эрих Фромм, немецкий и американский психолог и философ


СОДЕРЖАНИЕ:

» Новости
» Библиотека
» Медиа
» X-files
» Хочу все знать
» Проекты
» Горячая линия
» Публикации
» Ссылки
» О нас
» English

ССЫЛКИ:

Рейтинг@Mail.ru

Яндекс цитирования


29.03.2024, пятница. Московское время 06:47

Обновлено: 26.06.2013  Версия для печати

Евгений РОЙЗМАН: «Если я буду вгружаться, я буду вгружаться по-настоящему»

Масюк Е.

Евгений РОЙЗМАН — президент екатеринбургского фонда «Город без наркотиков». Депутат Госдумы 4-го созыва (2003 —2007). В 2011 году от партии «Правое дело» должен был войти в федеральный список на выборах в Госдуму 6-го созыва. Не вошел. Вышел из партии вместе с Прохоровым. В октябре прошлого года на съезде партии «Гражданская платформа» избран в федеральный гражданский комитет партии.

Летом 2011 года в п. Сагра, что в 40 км от Екатеринбурга, произошли массовые столкновения между местными жителями и приезжими с применением огнестрельного оружия. Причиной перестрелки стал конфликт между жителями поселка и переселившейся в Сагру цыганской семьей, торговавшей наркотиками. Скрыть произошедшее в Сагре у местной власти не получилось. Евгений Ройзман сделал этот конфликт публичным на федеральном уровне. Одно из крупнейших информационных агентств — «Ура.ру» и его руководитель Аксана Панова выступили в поддержку фонда «Город без наркотиков» и активно освещали происходящее в Сагре. В скором времени против сотрудников фонда открыли уголовные дела. Четыре уголовных дела были возбуждены и против Аксаны Пановой (предварительное судебное разбирательство должно состояться сегодня, 26 июня). «Аксане мстят за Ройзмана, которого перекусить не сумели», — сказал по этому поводу Глеб Павловский.

— Женя, у тебя самый высокий рейтинг среди потенциальных кандидатов в мэры — 26,5%, тем не менее ты решил не идти на выборы мэра в сентябре этого года. Почему?

— Я ни разу не говорил, что пойду. Ни разу. Я точно так же ни разу не говорил, что я не пойду. Я везде обходил эту тему, потому что не хотел об этом разговаривать.

— Есть предположение, что тебе поставлено условие: если ты не идешь на выборы, тогда ослабевает полицейское давление на твой фонд и прекращается уголовное преследование Аксаны Пановой.

— Я бы стал разговаривать, но мне здесь не с кем разговаривать. Здесь нет никого, кто бы являлся субъектом принятия решения.

— А губернатор не тот субъект?

— Губернатор — не субъект (действующий губернатор Свердловской области — Евгений Куйвашев. — Е. М.). Когда ты садишься разговаривать с губернатором, а у него через слово — «это не я решаю», «я ни при чем», «об этом я не знал», «тут я повлиять не могу», «я не знаю, как выходить из ситуации»… Он не субъект принятия решений. Я думаю, что если разговаривать, то разговаривать на уровне администрации президента. Но мне никто не может условия ставить, потому что я свободный человек. Они набрали у меня заложников, и теперь, чтобы этих заложников отстоять, у меня единственный выход — куда-то идти.

— Если Аксану осудят, ты пойдешь в мэры?

— Понятно, что я сейчас сверяюсь со всеми векторами и, если я смогу что-то сделать для Малёнкина (Евгений Малёнкин — вице-президент фонда «Город без наркотиков» в ноябре 2012 года арестован заочно, объявлен в международный розыск. По версии следствия, Малёнкин незаконно лишил свободы девять реабилитанток женского реабилитационного центра фонда «Город без наркотиков». — Е.М.), для Аксаны, для фонда, естественно, что я буду делать все, что я смогу. Я не хочу быть мэром, потому что это гигантская ответственность. А я человек ответственный, добросовестный, и, если я буду вгружаться, я буду вгружаться по-настоящему.

Если честно, я бы мог работать везде. Я бы мог работать и с властью. У меня есть совершенно конкретная задача: мне надо, чтобы не торговали наркотиками; мне надо, чтобы проводились законы, которые могли бы еще поддушить наркоторговцев, чтобы оградить детей. Поэтому мне вообще нет разницы, кто стоит у власти, я готов работать с любой властью, если там не окончательные людоеды.

Все давно уже плоды с деревьев сорваны,
А которые не сорваны — надкушены.
Все равно, куда идти, в какую сторону,
Только вы меня, пожалуйста, не слушайте…

Е. Ройзман, 1986 г.


«Если Аксану закроют, для губернатора это конец карьеры…»

— Твое ощущение: Аксану посадят или нет?

— Если ее закроют, то это будет знаком для всех, что можно посадить вообще ни за что. Совершенно пустые уголовные дела. Если Аксану закроют, для губернатора это конец карьеры. Это будет единственное дело, которое он сумел сделать, — затоптать девчонку. Это будет преследовать его по жизни. Я думаю, что они это все понимают.

— Но есть четыре уголовных дела. В нашей нынешней судебной действительности оправдательных приговоров фактически нет. Представить себе, что будет оправдательный приговор, сложно, при всем желании.

— Причем у нее было достаточно возможностей уехать. Она не уехала принципиально…

— Ты настаивал на этом, ты ей советовал?

— Есть ситуации, где каждый принимает личное решение. Если бы она приняла одно решение, я бы ей помог; она бы приняла другое решение, и в этой ситуации я бы ей помог. Это настоящее решение, которое у людей бывает раз в жизни. Она приняла решение не уезжать, не бежать. Она говорит: «Ну с чего я побегу? Я ни в чем не виновата».

— Одно дело, когда ты не виноват, но другое дело, когда существует реальная ситуация, что просто посадят.

— Она не верит в это.

— Ты тоже не веришь?

— Да нет, я свою страну знаю.

— Ты сказал одну фразу: «Каждому русскому интеллигентному человеку нужно хоть сколько-то посидеть в тюрьме. Это дает понимание жизни. Не помешает никому». Аксане тоже не помешает?

— Да нет, женщинам вообще в тюрьме делать нечего. Но когда случаются такие несчастья, человек начинает жизнь понимать по-другому. Это не просто так в Экклезиасте фраза: «При печали лица сердце делается светлее». Каждому человеку это огромный опыт расширения сознания и пространства.

Ситуацию с Аксаной я знаю лучше, чем кто-либо. Аксана — самостоятельная, она сама собой была всегда. Они не сумели справиться с ней. Они с ней пытались справиться лаской, посулами, лестью — всеми способами. У них не получилось. У них не получилось справиться со мной. И это совершенно отдельная история. Здесь очень много всего переплелось. Но с ней воюют лично.

— В СМИ была информация, что в этой борьбе губернатора с Аксаной основное — это личный мужской фактор. Это действительно так, как ты думаешь?

— Я думаю, что это то, что задало первый толчок.

— То есть личная мужская месть?

— Наверное, даже не месть, а от бессилия. Он сюда зашел, молодой мужик, бай такой тюменский, который привык, что все его… А тут на тебе, совсем по-другому все оказалось. Конечно, по носу щелкнули. Аксана ему (Куйвашеву) наращивала влияние и рейтинг, а он этим влиянием и рейтингом пользовался и свои позиции использовал, чтобы уничтожить меня. Он задачу себе поставил — меня уничтожить, и она в этот момент оказалась с ним рядом. Я уже вынужден был сказать: «Смотри, что ты делаешь. Ты ему дала возможность сюда легитимно зайти, сформировала ему позитивную, конструктивную повестку, создала ему такое лицо, с которым его здесь приняли, и он все это сразу же использовал для того, чтобы уничтожить меня и фонд»…

Недавно разрешили говорить.
О гласности указы огласили.
Плебеи и рабы заголосили.
Сам понимаешь, что тут говорить.
Кто говорит, а кто-то копит злость…

Е. Ройзман, 1988 г.

Народное восстание

— А кто финансирует твои реабилитационные центры? Их пять. Государство денег на эти центры не давало…

— Секунду. Мы ни разу не просили у государства. Реабилитационные центры для нас — это побочная деятельность. У нас на старте были совершенно иные задачи. У нас задача была — задушить в городе наркоторговлю. Мы сделали все, что могли. Но когда мы задушили цыганский поселок в 1999 году, когда мы не давали в нашем городе торговать наркотиками и их негде было взять — начался какой-то сумасшедший приток наркоманов в клиники. К нам повалили родители со своими красавцами: «Помогите! Спасите! Сын закалывается! Ребенок в свинью превратился! Сделайте хоть что-нибудь!» В этот момент мы поняли, что надо что-то делать. И мы методом тыка создали реабилитационные центры, которые были самыми успешными в стране.

— Ты сказал, что вы себе поставили цель разобраться с торговцами наркотиками. Насколько ваши действия были законны? Вы же не милиция.

— То, что мы сделали, — это было народное восстание против наркоторговцев. Мы же особо не рассуждаем, когда пожар, ты же не смотришь, как это соотносится с законом, ты бежишь — и тушишь. Там так же было. У нас в городе была реальная наркокатастрофа. У нас в ежедневном режиме ездили «скорые» и трупы с обочин собирали. У нас в гаражах в цыганском поселке каждую весну трупы оттаивали наркоманов. За ночь было по 40 вызовов на передозировки, по 40 детей умирало.

— А как милиция среагировала, когда вы зашли в цыганский поселок, где продавали наркотики?

— Вообще с ума сошли. Они взвыли: «Передел рынка». С этого цыганского поселка кормились все службы. Допустим, менты изымали где-то героин и относились к этому героину как к валюте. Они шли к своим цыганам и говорили: «Продашь, половину вернешь». Сейчас такого уже нет. Бывают какие-то единичные случаи, но как систему мы это сломали.

— И это победа вашего фонда?

— Конечно. Об этом весь город знает, что мы усадили их основных барыг. Реабилитационные центры у нас же некоммерческие. 8 тысяч рублей в месяц сейчас стоит пребывание. Но иди попробуй взрослого мужика прокорми на 8 тысяч рублей в месяц! Мы же платим везде — аренду, свет, коммуналку. Мы, конечно, уходим в минус, это неприбыльное занятие. У нас сейчас около 100 человек, и бульшая часть бесплатно, потому что, когда к нам привозят и говорят, что нет денег, мы же не скажем, что раз денег нет, то идите.

— Где ты берешь деньги на эту деятельность?

— Больше 10 лет у меня уходило в среднем 10 тысяч долларов в месяц. Я из бизнеса выдергивал, просто из своей доли в бизнесе дергал-дергал и довыдергивался… Вот сегодня у нас в фонде нет денег вообще, надо будет рассчитываться с оперативниками, а у нас нет ни одной копейки денег. Сегодня, видимо, мне придется обратиться уже к людям, чтобы кто хочет и может — помог.

— А ты уже обращался когда-нибудь?

— Считаные разы. Первый раз обратились в 2010 году, когда вообще не было денег. И раз в несколько месяцев я говорю: «Люди добрые, ну вот такая ситуация». Помогают. Конечно, помогают. Я не злоупотребляю. Я попросил — раз, сколько-то денег на счет накидали, я говорю: «Всё, стоп. Пока есть деньги. Не надо». Потом подожмет опять… Но, пока не подожмет, все равно я даю свои деньги.

— А сколько сейчас тебе нужно денег?

— В данный момент тысяч 300. Ну это мне накидают в течение дня. Фонд в летнее время укладывается в 500—600 тысяч в месяц, зимой надо больше: из-за отопления.

— А нет желания все это бросить?

— Да нет, я не брошу, конечно, для меня это принципиально. Ну идет работа, идет. У нас получается. Если бы не получалось, я бы бросил. А оно получается!

Ветер ищет меня.
Ветер рыщет по городу ночью,
В ставнях песню поет
И свистит по пустым чердакам
И по крышам домов
Красно-ржавым железом грохочет…

Е. Ройзман, 1986 г.

«Мне все эти правозащитники, все эти умники…»

— Очень часто ваши реабилитационные центры сравнивают с тюрьмой…

— Ну это ложь прямая. Это прямая ложь. Журналисты же люди неглубокие.

— Спасибо.

— Журналистам нужна какая-то фишка. Вот фишка была такая: бандиты борются с наркотиками, а другая фишка — наручниками приковывают.

— Но наручниками действительно приковывали?

— Пристегивали за одну руку. До 2007 года.

— А сейчас почему не пристегиваете?

— Видеонаблюдение поставили. И сейчас другие пошли наркоманы, другие вообще.

— Что значит — другие?

— Наркотики же меняются, ситуация меняется. Тогда были толпы героиновых наркоманов в полуживотном состоянии. И когда одновременно находятся 50 человек, и их всех шпарит, гон начинается… Мы же пробовали без наручников, но они друг друга убивают, в заложники берут.

— А сейчас, используя «китайские соли» (на упаковках популярного синтетического наркотика, поставляемого из Китая, написано: «Соли для ванн». — Е. М.), они друг друга не убивают?

— Это немножко другие наркотики. И у нас до разгрома (имеется в виду спецоперация ГУВД по Свердловской области в помещениях фонда «Город без наркотиков» 22 июня 2012 года. — Е. М.) было 300 человек, а сейчас где-то 90. Есть разница?!

— Вы просто не хотите брать больше?

— Мы через раз, через два берем, очень внимательно смотрим. Мы раньше могли помогать родителям — помогали всем, а сейчас мы уже смотрим, чтобы не посадили, чтобы устоять.

— А как вы выбираете: кого взять, кого нет?

— Мы видим ситуацию, когда может кончиться заявлением на нас.

— Еще одна из претензий, предъявляемых фонду, — это то, что ты очень жестко задерживал наркоманов.

— Правозащитники… Самое страшное, что может быть, — это абстрактный гуманизм. Это явление очень подлое, ползучее, это когда люди хотят быть добрыми за чужой счет. Я попытаюсь сейчас тебе сформулировать. Собрались правозащитники и говорят: «Вот фонд действует такими методами, он нарушает права человека!» Я говорю: «Хорошо, я спасаю людей так. Расскажите, как делаете это вы?» И на этом разговор заканчивается. Понятно, да?

Еще один момент. Я знаю, как вытащить утопающего. Я не стою на берегу, не рассуждаю — а бросаюсь и вытаскиваю. Но когда говорят: «Фонд такой-сякой» — но идут-то к нам, потому что мы помогаем. Вот губернатор попробовал, у них сейчас реабилитационный центр (губернатор Куйвашев осенью 2012 года создал альтернативный фонд — «Урал без наркотиков». — Е. М.), в который десятки миллионов казенных денег отвалили, но там сейчас три человека находятся. Эту организацию могут показывать по телевизору, о ней могут рассказывать, но такой организации нет. Это обычная сурковская штучка — перехватить тему, создать параллельную структуру. Но чтобы в этой теме работать, надо вкладывать сердце, душу, энергию и еще свои деньги, свое время. Не так много людей, кто на это способен. А там ароматерапия, теннисные столы, там джакузи, там все чудеса.

— Разве это плохо?

— Это никак, просто это никак.

— То есть лучше сажать на 28 дней безмедикаментозно на воду, лук, хлеб и чеснок?

— Для наркомана — да, конечно.

— Почему ты так уверен в этом? И почему ароматерапия плохо?

— Да потому, что через меня прошло более 9 тысяч человек, потому, что я профессионал, занимаюсь этим каждый день.

— И до сих пор наркоманы в карантине на воде, чесноке и луке?

— Нет, ну мы где-то пошли навстречу правозащитникам, где-то сломали свою схему. И у нас уменьшилась эффективность. Но для того чтобы наших не посадили, мы вынуждены так делать. Сейчас куча поблажек. Может быть 100 миллионов методик лечения, но толка нет ни у кого. Есть два условия: это закрытое помещение и территория, свободная от наркотиков. Территорию, свободную от наркотиков, дает только закрытое помещение. И надо удерживать хотя бы на период ломок, на период гона. А когда двери открыты — это не реабилитация.

Чтобы реально получалось, нужен очень жесткий карантин на хлебе и воде. Любой диетолог, любой серьезный врач тебе скажет, что детоксикация организма гораздо легче проходит на голодный желудок. Но там была еще одна остроумная находка. Когда у героинового наркомана начинается гон, когда его шпарит, то он ни о чем не может думать, кроме наркотиков, ни о чем — у него в голове только наркотики. И когда у него появляется обычное чувство голода — день, другой, третий, у него вдруг в какой-то момент мысли о наркотиках начинают чуть-чуть отходить в сторону, у него появляются мысли о хлебе, о колбасе, супе…

— А кто это придумал — хлеб, чеснок и вода?

— Андрей Кабанов (один из основателей фонда. — Е. М.) придумал, потому что он 11 лет кололся и все это проходил. И настолько сильно эта находка сработала… Понимаешь, мне все эти правозащитники, все эти умники… Ну что, я иду по своему городу, и ко мне подходят люди и говорят: «Евгений Вадимович, вам спасибо, вы сына спасли», — или подходят и говорят: «Все нормально, мой не колется». Или где-то я встречаю своих бывших выпускников, я каждый день кого-то встречаю… Поэтому, когда мне что-то начинают рассказывать, ну рассказывайте, собака лает, ветер носит. Вам рассказывать, а мне работать.

— Сколько сейчас возбуждено уголовных дел против фонда?

— Против фонда сейчас 9 эпизодов в суде — незаконное удержание. Одно дело они никак не могут высосать — незаконное проникновение. Не получается у них пока. Очень нелепое дело: один наркоторговец, сидя в тюрьме, через два года вспомнил, что его в фонде незаконно удерживали. Дело высосано из пальца. Причем очень интересно: против Жени Малёнкина и против меня.

Одновременно они пытаются высосать еще одно дело четырехлетней давности — чтобы один наркоторговец на фонд дал какие-нибудь показания. И еще несколько дел будут пытаться сделать против нас. Каждый день что-нибудь появляется. Я их уже даже и не считаю.

— Эти дела могут непосредственно коснуться тебя лично?

— У них в головах схема такая: они считают, что везде есть иерархия. Когда касалось женских реабилитационных центров, они взяли Игоря Шабалина. Он наркоман, он перепуганный. Взяли за старшего в женском реабилитационном центре. Заставили дать показания на Малёнкина, что ему давал приказания Малёнкин, и, по их мнению, Малёнкин, попав к ним в руки, должен дать показания на меня. А Малёнкин к ним в руки не попал, поэтому у них эта схема сломалась.

— Ты сказал, что «в 2000—2001-м эффективность реабилитации составляла 85%, а сейчас — чуть больше 50%». Почему сейчас результат хуже?

— У нас первые выпуски вообще не колются. Была такая волна, в них было вложено столько энергии и сил! Мы их всех знаем, они на контакте с нами…

— То есть сейчас уже нет такой энергии?

— Ну конечно, энергии нет, и работают очень серьезно против нас. Просто реабилитационный центр — это самое слабое место. Представь себе: у тебя 300 человек наркоманов, и, когда туда зайдет СОБР, 50 рыл полицаев, они из 300 человек заявлений 50 на тебя получат. Они это знают. Но мы от этого отказаться не можем только по одной причине: у меня получается, вот получается! Если привозят в багажнике животное, а через какое-то время это животное превращается в человека и начинает людям приносить пользу… Если ты это хоть раз видел своими глазами, это превращение, если ты знаешь, что у тебя получается, — ты от этого отказаться никогда не сумеешь.

— Наркоман должен год находиться в твоем реабилитационном центре?

— Кто год находится, у того шансы выше 50%. На самом деле героин отпускает очень долго. Я знаю, что люди в реабилитационных центрах по 6—7 лет проводили. В монастыри уезжали, в Тибет. Тяжело же люди бросают.

— А ты сам когда-нибудь пробовал наркотики?

— Я — нет. Я всю жизнь спортом занимался.

В Империи развал. Шумят рабы.
Спартак в ударе. Просветлели лица.
Но чучело Вождя в плену томится,
А из провинций все текут гробы.
Окраины бурлят. Им отделиться
Хотелось бы. Кто в лес, кто по грибы —
Куда угодно. Лишь бы от судьбы…

Е. Ройзман, 1988 г.

«Дело надо делать, а не говно коллекционировать»

— На различных интернет-ресурсах много информации, что твой центр и вообще вся твоя борьба с наркотиками — это прикрытие того, что ты участвуешь в рынке наркоторговли.

— Лена, скажу тебе честно, здесь об этом уже даже дебилы не говорят. Объясняю. Для меня наркотики — это большая куча говна. Может быть, кто-то хочет эту кучу как-то поделить? Но я стараюсь просто подальше держаться. Понятно объясняю? Тем более я свободный человек, я умею сам зарабатывать деньги.

— Одна цитата. Эксперт Московского бюро…

— Слушай, только не про Левинсона (Лев Левинсон — эксперт Института прав человека, руководитель программы «Новая наркополитика». — Е.М.).

— Нет, это другой. Эксперт Московского бюро по правам человека Семен Черный причислил «Город без наркотиков» к националистическим сообществам регионального масштаба.

— Ну как ты считаешь, как я должен отреагировать? Я не знаю, кто такой Семен Черный, я не знаю, что это за сообщества. Вот это мой город, я здесь живу, делаю то, что считаю нужным. Я взрослый человек с университетским образованием, отец троих детей. Я не знаю, кто такой Семен Черный. Мне в свое время один мерзавец по фамилии Брод (Александр Брод — директор Московского бюро по правам человека. — Е. М.)…

— Он теперь член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека.

— Я его считаю мерзавцем.

— Почему, объясни.

— Он в свое время, в 2004 году, от какого-то института по защите прав человека завел фонд «Город без наркотиков» в реестр каких-то экстремистских организаций, и с тех пор мы там находимся.

— А вы не оспаривали это в суде?

— Послушай, я ни разу в жизни не подавал в суд ни на журналистов, ни на кого. Потому что, если я начну этим заниматься, я оттуда не вылезу, из этих судов. А у меня задачи другие. Я не хочу ходить по судам. Как тебе сказать, дело надо делать, а не говно коллекционировать. Мало ли кто что сказал. Ну сказал и сказал. Вот он сказал, и знать никто не знает, кто это такой, а фонд «Город без наркотиков» знает вся страна. Тысячи людей спасли, более 5,5 тысячи успешных операций против наркоторговцев. И если я буду на них обращать внимание… Вот я обращу на него внимание, и он появится. А пока я на него внимания не обращаю, его и нету.

— В 2011 году ты создал проект «Страна без наркотиков». Получается?

— Работает. Очень хороший, успешный проект. Мы всего-навсего установили телефон, дали его на всю страну. У нас ресурса особого нет, только интернет. Через интернет качнули телефон 8-953-00-00-953. И на этот телефон идут звонки со всей страны. Есть автоответчик, но с 10 утра и до 2 часов ночи на этом телефоне сидят наши оперативники — люди, которые все понимают, все знают. Люди звонят, говорят: «Я звоню из такого-то города, — допустим, из Новосибирска. — У нас по такому-то адресу торгуют наркотиками». Они собирают максимум информации и смотрят по ситуации. Если нужно что-то глубже, какая-то серьезная разработка, то собирают всю информацию, берут обратную связь, обращаются в ФСКН. Если это просто какой-то притон, прямо тут же смотрят по карте, какая это территория, какого отдела, звонят в Новосибирск, в дежурку и говорят: «К нам обратились…»

— Но насколько можно доверять полиции, давая им такую информацию?

— Мы умеем с этим работать. Мы звоним и говорим: «Здравствуйте, мы фонд «Город без наркотиков», Екатеринбург. К нам поступила вот такая информация, пожалуйста, проверьте». Они говорят: «Да-да». Им говорят: «Да, только назовитесь, пожалуйста, и номер по КУСП (Книга учета совершенных преступлений). Проходит 10 дней. Если ответа нет — раз, в прокуратуру написали: так и так.

— Часто пишете?

— Постоянно. Это же ежедневная постоянная работа. Система не хочет работать, система делает все, чтобы не работать.

Ночь. Небо. Ненависть. Всегда
Она в безмолвии на троне
На этом сером небосклоне
Одна лишь черная звезда,
Когда я прав ну хоть на треть
На четверть, сколько-нибудь! — душу
Сломаю, расколю, разрушу
Но я не дам ей умереть…

Е. Ройзман, 1988 г.

«Я же себя ни за кого другого не выдаю…»

— Хочу спросить, наверняка это неприятно, но тем не менее. Везде на сайтах недоброжелателей, которых у тебя много, пишут про твое уголовное прошлое, что с 1981 по 1983 год ты сидел. Ты говоришь, что за хранение холодного оружия, а недоброжелатели говорят: потому что у знакомых девушек что-то из дома воровал.

—Я же в 14 лет ушел из дома… Болтался по стране несколько лет, работал.

— Подожди, это советское время было, тогда еще все-таки был контроль за детьми.

— Ну где-то был контроль, где-то не было контроля. Я объездил всю страну, работал везде. Я здоровый был уже. Где-то на овощебазах, где-то вплоть до лесоповала. Я учился тогда в техникуме. Сначала жил в общаге, потом бросил все и уехал вообще. У меня конфликт был с отцом, я думал, что я самый умный. Да, я и обманывал, и воровал, бывало, и с ножом ходил. Но меня закрыли, когда мне было 17 лет…

— А как ты мог воровать у знакомых девушек?

— Я не воровал у девушек знакомых. Я не воровал у девушек. Я украл у одного спекулянта, у грузина, просто он спрятал в женской общаге, а я там нашел и украл у него…

— Плащ, какую-то куртку, джинсы…

— Да, у него утащил, было такое. Но мне было тогда 17 лет, сейчас мне 51. Я же не оправдываю себя. Я никогда этого не скрывал.

— А почему ты не скрывал этого?

— Во-первых, это никому еще не повредило — раз. Второе: есть такая пословица «Быль молодцу не укор». Я никогда этого не прятал, не скрывал. Было и было. Вот он я, какой есть. Я же себя ни за кого другого не выдаю.

— Но тебе эта судимость мешает в политической карьере.

— Мне это никогда не мешало в политической карьере, потому что, когда доходило до голосования, меня в Государственную думу занесли на руках. В университете учиться мне это не мешало. Стать историком и известным серьезным исследователем, создать первый в России частный Музей иконы — мне это тоже не помешало. Создать фонд «Город без наркотиков» — мне это тоже не помешало. Единственное, что мне мешало, — это большой авторитет и высокий рейтинг. Вот это мне действительно мешало, это действительно пугало администрацию президента. А все остальное мне ничего не мешало.

Нелепа Жизнь.
Еще нелепей Смерть.
Еще нелепей, не боясь, не каясь,
Коснуться и вернуться, и не сметь
Все вдаль идти, почти не прикасаясь,
К тому, что, может быть, считал своим
И что позднее объявили общим,
Дойдя и не коснувшись…

Е. Ройзман, 1987 г.

«Я на говносайты не хожу»

— По поводу икон. Ты, насколько я читала, человек неверующий.

— Нет, я никогда не говорил и нигде это не могло прозвучать, что я человек неверующий, потому что я на самом-то деле человек верующий. Другое дело, что я об этом не разговариваю, особо не декларирую, не выношу.

— Ты крещеный?

— Нет, я не крещеный, что не мешает мне быть верующим человеком.

— А почему ты занимаешься именно старообрядческими иконами?

— Я живу на Горнозаводском Урале, я специалист по Горнозаводскому Уралу, я в этом разбираюсь, я в этом понимаю. И русскую иконопись сохранили именно старообрядцы. Здесь, на Горнозаводском Урале, очень мощный старообрядческий анклав. Это все логично, все просто, все понятно.

— Еще твои недруги, я читала, извини, но спрошу, говорят, что ты не просто иконы собираешь, а ты занимаешься продажей этих старообрядческих икон.

— Музей и продажа — это вещи несовместимые. Это одно из самых больших в России собраний. Недруги могут говорить все что угодно. Ты добавь еще, что недруги говорят, что он продает их за рубеж. Но, видишь, я-то, в отличие от тебя, на говносайты не хожу: мне неинтересно, что они там пишут.

— Прежде чем беседовать с человеком, нужно разные прочитать источники, и такие сайты тоже.

— Представляешь, сколько про меня писали, сколько говорили. Если бы там хоть процентов 10 подтвердилось, меня бы посадили лет 15 назад, и я бы никогда не освободился. Неужели никому в голову ничего не приходит… Фонду 14 лет. 14 лет рассказывают ужасы, 14 лет плетут небылицы! Если бы там было хоть какое-то зерно, ни фонда, ни меня давно бы уже не было.

Разбег не знал. Полет не намечался.
Разбег устал. И больше устает.
Все дальше от полета отстает,
Отстал, остановился и остался.
Еще не знал, что навсегда расстался,
Разбег бежит. И все. летит полет.
Полет летит. разглядывает небо.
Полет уверен, что разбегом не был.
Разбег у кромки поля, чуть дыша.
Остановился. Глаз не поднимает
И горько плачет. И не понимает,
Чем это он полету помешал…

Е. Ройзман, 1989 г.

Право на ответ

26 июня 2013 г. на сайте "Новой газеты" и в печатной версии (№ 68) опубликовано интервью Елены Масюк с Евгением Ройзманом.
Никогда не воспринимал Ройзмана всерьез, и то, что он не знаком с основами права, допускает оскорбления и клевету в мой адрес, меня не удивляет.

Мои адвокаты намерены подать иски к Ройзману, дальше пусть суд разбирается.

Однако больше всего меня огорчили «Новая газета» и ее обозреватель Елена Масюк, которые воспроизвели оскорбления и клевету Ройзмана в мой адрес. Видимо, сотрудникам газеты неведомо, что частные лица не могут вносить дополнения в Федеральный список экстремистских организаций, а делается это по представлению прокуратуры и по решению суда.

Остается только сожалеть, что Елена Масюк, возглавляющая одну из комиссий президентского совета по правам человека, помогла нечистоплотному политику воспроизвести в уважаемом издании реплики, нарушающие и мои права, и права читателей на достоверную и корректную информацию.

Александр БРОД, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека

26.06.2013

Статья и ответ на нее опубликованы в Новой Газете

Постоянный URL статьи http://www.novayagazeta.ru/politics/58765.html


ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

 Демократия.Ру: "Затаили все". Интервью с Евгением Ройзманом

 Демократия.Ру: Что сказал Борис Надеждин (расшифровка записи)

 Демократия.Ру: Мотилин С., Обрушение "Справедливой России"

 Демократия.Ру: Свинаренко И., Герой по правде

 Демократия.Ру: Жди меня. В российский УК возвращаются «политические» статьи

 Демократия.Ру: Ройзман Е., "Единая Россия" связана с наркомафией

 Демократия.Ру: Латынина Ю., Теория арбузной корки

 Демократия.Ру: О «тайном плане» Прохорова по недопущению «Правого дела» в Госдуму

 Демократия.Ру: Яшин И., Его паденья час




ОПРОС
Какая должна быть зарплата у госчиновника, чтобы он не брал взятки в 1 млн долларов?

2 млн долларов
1 млн долларов
100.000 долларов
10.000 долларов
1.000 долларов
100 долларов


• Результаты



 12.02.2024

 18.06.2023

 20.01.2023

 11.06.2022

 23.01.2022

 17.01.2022

 30.12.2021

 22.12.2021

 02.12.2021

 10.11.2021

 06.11.2021

 02.11.2021

 23.10.2021

 15.09.2021

 04.09.2021

 07.07.2021

 18.06.2021

 27.04.2021

 24.03.2021

 22.03.2021


ПУБЛИКАЦИИ ИРИС



© Copyright ИРИС, 1999-2024  Карта сайта