Безнадега

Сатаров Г.

Заимствуя из Маркса, скажу: «Ничто человеческое мне не чуждо», включая стадное чувство. Повинуясь ему, я включаюсь в «дискуссию» вокруг законопроекта «О полиции», затеянную Медведевым за день до двухлетней годовщины вторжения в Грузию. Но это к слову. Я включаюсь в эту дискуссию, когда законопроекту дано уже много справедливых критических оценок.

Присоединяясь к хору возмущенных голосов, я хочу обратить внимание не на содержание законопроекта. Мы часто обращаем внимание на проблему «Что делать», но не думаем о проблеме «Как делать». Применительно к обсуждению законопроекта это означает, что мы внимательно анализируем нормы законопроекта. Но мы привыкли к обстоятельствам, при которых появляются законопроекты, а потому не придаем им значения. Я утверждаю, что обстоятельства рождения закона могут поставить клеймо безнадежности. Для сравнения: представьте себе пьяное зачатие, мать ведет нездоровый образ жизни, отец ее бьет… Может ли при таких обстоятельствах появиться здоровый плод?

Но эту тему я разовью позже. Сначала внесу свою лепту в одну из активно обсуждаемых тем: «Зачем менять название милиции на полицию?». У меня есть версия. Причина в распространенном и унизительном прозвище «мент». От него пытаются избавиться, сменив милицию на полицию, милиционеров — на полицейских. Действительно: ну какие могут быть менты (или мусора) среди полицейских? Дело безнадежное. Другие слова придумает народ. Скажем не мент, а «пент». Или «пентюх». Но это предположения.

А если серьезно, то перемена названия на полицию — правильная затея. Ведь милиция — это добровольное объединение граждан для обеспечения своей безопасности. Так какая у нас, к черту, милиция!? Ни добровольности, ни объединения, ни граждан, ни безопасности. У нас давно полиция. Лет этак восемьдесят. Вот и надо называть вещи своими именами.

А теперь к делу, к обстоятельствам, в которых появился законопроект. Они типичны для сегодняшней России. Подобные обстоятельства сопутствовали административной реформе, изменению избирательной системы в стране, «монетизации льгот», появлению двух национальных планов противодействия коррупции и т.п. Все эти «реформы» имели общие черты. Дальше я буду говорить конкретно о полиции, но читатель может сам, вспоминая, убеждаться, что все сказанное равным образом относится и к остальным «реформам».

Первое, что поражает — полная бессистемность. Только один пример. Мы ведь имеем дело с реформой МВД, не так ли? Милиция — часть МВД. Будущая полиция — часть некоего (цитирую) «федерального органа исполнительной власти в сфере внутренних дел». Его даже не посмели назвать МВД. А вдруг будет что-нибудь другое? Еще не известно, что будет представлять собой возможный преемник МВД. Неизвестны его цели, функции, полномочия, структура. Но уже готовится закон о его составной части. Нам предлагают соорудить канализационные стояки, а потом нанизывать на них дом.

Второе: мы видим очередную попытку реформирования без серьезного анализа ситуации, выявления и констатации проблем. Мы слышали все — от сетований до воплей, но не видели диагностики, анамнеза. И теперь нам предлагают лечить болезнь, не поставив диагноз. Не поставив диагноза, невозможно обозначить актуальные цели, отвечающие на простые вопросы: что мы хотим менять? от чего хотим отказываться? для чего нам нужно новое реформированное ведомство? Наконец, без диагноза мы не можем формулировать эти цели так, чтобы было возможно фиксировать (измерять, если угодно) степень их достижения. Ничего этого нет и в помине.

Третье: источником «реформы» МВД является само МВД. Об этом говорится много и постоянно. Но я не могу не упомянуть об этом в силу важности обстоятельства и полной безнадежности надежд на реальную реформу.

Четвертое: анонимность реформистских предложений. За любыми разработками стоят конкретные люди — юристы, криминологи, эксперты в других сферах. Когда авторство неизвестно, анонимность прикрывает некомпетентность, глупость, корысть; не работает институт профессиональной репутации.

Пятое: в отсутствие диагноза мы не в состоянии получить ответ на простой вопрос: откуда следует, что принятие нового закона изменит ситуацию к лучшему. Дело не только в привычном «Закон что дышло…» или в рассуждениях о разрыве между законом и его исполнением, об избирательном или корыстном применении (неприменении) законов. Есть более важные обстоятельства.

Замечательный немецкий правовед и социолог права Ойген Эрлих довольно давно сказал так: «Сегодня, как и в любое другое время, центр тяжести развития правовой системы находится не в законодательстве…но в самом обществе». Это означает, что помимо закона, правовые отношения, которые им регулируются, зависят от традиций, неформальных норм и неформальных практик, правосознания граждан и представителей власти. Кроме того, исполнение закона, в данном случае закона о полиции, зависит от работы других институтов. В частности, в законопроекте о полиции дежурно говорится, что контроль над деятельностью полиции осуществляют, помимо других, судебные органы. Но мы прекрасно знаем, что в тяжбах между гражданами и милицией (например, ГИБДД) суды почти всегда встают на сторону милиции. Другой пример: если милиция отказывается принять заявление от гражданина и не защищает его ущемленные права, он может обратиться в суд. Это происходит нечасто, но если происходит, то суд почти никогда не встает на сторону гражданина. Простой вопрос: что-нибудь изменится после введения в действие нового закона?

Итак, любая серьезная реформа — это не только изменение формальных норм, но и целенаправленное влияние на изменение социальных отношений. Работа милиции зависит не только от закона о ней, но и от работы суда, прокуратуры и т.п. Значит, реформируя милицию, надо менять работу этих других, сопряженных с милицией органов власти. Ничего этого не делается, даже не рассматривается как проблема.

И, наконец, шестое. Дискуссия, в которой я принимаю участие — показательная PR-акция на фоне сплошной закрытости реформистской деятельности. Обычно нам постфактум сообщают об уже принятых решениях, не затрудняясь их обоснованием. Закрытость обрекает любые благие намерения на крах, поскольку в таких условиях бюрократия легко реализует свои интересы, игнорируя интересы общественные.

Представители власти любят говорить, что направленная против них критика неконструктивна. Врут. Тем не менее, я отвечаю на ожидаемый вопрос «А что же нужно?». Из того, что выше было сказано, следует очевидный ответ. Вот он, по пунктам.

1. Все действия по реализации реформы должны быть открытыми, публичными, сопровождаться широким обсуждением, экспертным и общественным, на все стадиях реформы.

2. Реформа органа власти должна заключаться не только в изменении формальных норм, регулирующих работу этого органа власти. Она должна включать необходимые изменения в других органах власти, сопряженных с реформируемым. Она должна включать также влияние на необходимые социальные изменения. В этом смысле реформа должна быть системна.

3. Любые реформистские предложения и разработки должны иметь конкретное авторство.

4. Реформа органа власти не может поручаться этому органу власти. Для реализации реформы должна быть создана независимая временная комиссия, отвечающая за подготовку и реализацию реформы. В состав комиссии должны входить независимые эксперты и правозащитники.

5. Реформа должна начинаться с обстоятельной и квалифицированной независимой диагностики ситуации и с формулирования на основании проведенной диагностики измеримых целей реформы.

Все перечисленное — необходимые условия для того, чтобы реформа могла стать актуальной, осмысленной, продуктивной.

И последнее. Почему нынешняя власть никогда не будет проводить реформы подобным образом, и особенно реформу милиции, которая рассматривается властью в качестве одного из основных защитников нынешнего режима?

Объективная и всесторонняя диагностика невыгодна власти, ибо возникает опасность появления в головах граждан ненужных вопросов: «А что, они не видели этого раньше?», «А может быть, им это все выгодно?», «А кто же за все эти безобразия ответит?».

Постановка явных и измеримых целей опасна из-за легкости контроля за действиями власти и выявления ее провалов. Кроме того, когда цели не сфомулированы и расплывчаты, за успех можно выдать все что угодно.

Независимые планирование и реализация реформы милиции невыгодны ни милиции, ни власти в целом, поскольку возникает риск того, что милиция может заняться тем, что ей положено делать, и перестанет защищать режим.

Анонимность авторства позволяет прикрывать любые интересы бюрократов, крайне далекие от общественных. То же самое касается публичности реформы в целом.

Шанс на реформу, удовлетворяющую хоть сколько-нибудь перечисленным мною требованием, появляется только при появлении новой власти, не обремененной еще теневыми интересами. Именно это обосновывает регулярность смены власти. Нынешняя власть ничего не сделает, даже если захочет. Для них любые реальные реформы самоубийственны.

Безнадега, братцы.

Георгий Сатаров
12.08.2010

Статья опубликована в Ежедневном Журнале
Постоянный URL статьи http://www.ej.ru/?a=note&id=10322